Выпуск 4. К. Арбенин. Датская рулетка
(20.05.2004).
В сегодняшнем выпуске мы публикуем произведения из сборника "Датская Рулетка".
ДАТСКАЯ РУЛЕТКА
Датская Рулетка - старинная азартная игра. Придумал ее один датский принц. В игру можно играть одному, с партнером или всем миром вообще. Правила запредельно просты. Утром, после сна, прежде чем открыть глаза, игрок должен вспомнить то, ради чего ему стоит просыпаться. Если вспомнил - значит, выиграл. Если же не вспомнил - значит, игра проиграна, и просыпаться не имеет смысла. Выигравший получает в награду день жизни и то самое, ради чего он, собственно, затеял этот день. Проигравший в Датскую Рулетку больше не просыпается.
ЗИМНИЕ ФРАГМЕНТЫ
1
Очки разбились. Телефон ревнует.
Суровый снег похож на слог античный.
И Новый Год, похоже, неминуем,
Как перевод с пространного на личный.
В такой мороз лишь стекла не потеют...
За новым счастьем тянется толпа.
Сизифов мир - бикфордовы затеи,
Зимовье у подзорного столба...
Страна, где мы когда-то не дожили,
Нас манит бесконечностью границ,
И те, что нам бессмертье одолжили,
Грустят, не вспоминая наших лиц.
2
Не верь себе. Не снайперское дело -
Стрелять в упор, не целясь, впопыхах.
Когда болит душа, подводит тело -
Прицел дрожит, и правды нет в руках.
Присядь на стул прокрустовой работы,
Укороти свой судьбоносный пыл.
Охотники устали от охоты,
Могильщики застыли у могил,
И лишь комар, подосланный Амуром,
Чтоб не замерзнуть, мечется в пару
И сверлит без наркоза острым буром
Под сердцем ахиллесову дыру.
3
Мне странно все. Но, что всего страннее,-
Мой лед забыл искусство быть холодным.
Я вижу цель, но не спешу за нею,
Я чую мель, но остаюсь свободным...
Ходить по снегу легче, чем по водам! -
Блажен, кто верит в эту божью блажь.
А жизнь все так же пахнет Новым Годом,
Все так же обрамляет пейзаж
Из рваных дней, скрипучего крахмала,
Кормящейся надеждою молвы...
Осталось мало. Постижимо мало.
Увы, мой бог. А может, не увы.
НА ДНЯХ
В амфитеатрах играет ветер.
Приходят гости, снимают туфли.
А трагик смешон и едва заметен
За греческим хором грошовой кухни.
Да и что за трагедия - не вмещаться
В рамки, в квартиры, в размеры, в муки,
В биографию, в споры и даже в счастье!..
"Что вы читаете?" - "Звуки, звуки..."
В Вавилоне, извечно творящем нравы,
Сменились правила переноса:
Точки над "i" получили право
Уйти в андеграунд - под знак вопроса.
И они ушли, не утратив меры,
И вместо обеда блюдут сиесту.
Так верящий в бога теряет веру
В себя, ибо свято одно лишь место.
А дно - лишь место, где быть горбатым -
Не столь зазорно, не так обидно,
Где ямб начинается лишь после пятой
Стопки какого-нибудь напитка.
* * *
Всюду веревки. Повсюду крючки.
Мама купила свежее мыло.
Кофе остыл. Обстановка постыла.
В небе какие-то злые значки. -
Что означают они? - Ничего.
Лень продолжать переписку с врагами.
Скучились в месиво черти с богами,
Стаей охотятся на одного.
В кухне я - воин. А если есть страх -
Страх опустеть, а не страх опуститься.
В мыслях маячит невольная птица,
Редкая птица - журавль в руках...
Время навылет. Судьба на износ.
В медленных снах телефонного лета
Мы, по наивности, ждали ответа...
Ждали ответа... А подан - вопрос.
Наши заначки - что дыры в тузах
Следствие топит поступки в причинах.
Мы - предпоследняя пара песчинок
В этих иссякших песочных часах.
ЧЕРНЫЙ ЧЕЛОВЕК. БЕЛЫЕ НОЧИ
Я слышу, как уходят времена
Безногой незатейливой походкой...
Мой Черный Человек пошел за водкой
И канул в лету белого вина.
Мой Черный Человек мне завещал
Тщету небес и вычурность земного, -
Я обещал, я дал ему два слова,
И он сложил из них конец начал...
Мой черный одинокий человек,
Бездомный, неприкаянный, небритый,
Он был когда-то лунным фаворитом,
А ныне просто доживает век.
А ныне просто - проще с каждым днем,
Коль верить лишь в особые приметы...
Мы двое - как сиамские валеты:
Он жил во мне, а я погибну в нем...
Я дал ему взаимности взаймы,
И он пошел с сумой на пьяный угол,
Пошел один - угрюм, упрям и смугл -
И канул в лето легковесной тьмы.
А я не удержал его совет,
Я позабыл, чего он напророчил,
И потерял на фоне белой ночи
Его нечеткий черный силуэт.
ДРУГИЕ ЗИМНИЕ ФРАГМЕНТЫ
1
Не странно ли, что, днем тебя найдя,
Я каждый вечер вновь тебя теряю?
Приметам я давно не доверяю,
Но стены без единого гвоздя
Не устоят и порастут травой,
А значит, - ждать неведомое нечто.
Любая остановка бесконечна,
Когда конечен путь как таковой.
2
Заползший контрабандой в эту жизнь,
Я не пойму, что с нею делать дальше.
Я устаю, когда не слышу фальши,
Я не хочу точить твои ножи.
Я оторвался от своих корней,
Ты приросла к оторванности дикой -
Мы наравне. И в Ад за Эвридикой
Уставший не спускается Орфей.
3
До февраля - скучаю, как могу.
Терплю, не слыша отклика кукушки.
И вижу тени - Башлачев и Пушкин
Ждут третьего на меченом снегу...
Тебе не обрубить своих хвостов,
Мне не подохнуть от потери крови.
Ты - в полусне, а я - на полуслове,
Как две войны в смирении миров.
ЗОЛОТОЙ ЧАС ПИК
Уже все живы. Ересь не порок.
Голодный раб доволен выходными.
В Аду сегодня кормят отбивными,
В Раю - по слухам - яйца и творог.
Тепло и сытно. Но не там, не там
Нас нет - и хорошо, и слава Богу.
(Бог, кстати, собирается в дорогу,
Но видно по глазам, что он устал.)
Цинизм спасает, но не навсегда.
Восставшие живых ревнуют к смерти,
Но смерти нет. Ось превратилась в вертел.
Все замерло, течет одна вода.
Да что там смерти! Даже денег нет!
Нет в принципе, в природе и в помине.
И, если б дамы не ходили в мини,
То мир бы был скучнее, чем балет...
Под золотом желтеют паруса.
Стареют дети ложки оловянной,
И гении с судьбою безымянной
Боятся счастью заглянуть в глаза.
И, напоследок, сказочка (не из сборника "Датская рулетка").
САМОБРАНКА
Некто Гриша Нычкин, холостой, из разнорабочих, выиграл в лотерею скатерть-самобранку. Принёс её домой, расстелил на тумбочке, разгладил ребром ладони сгибы и заказал для начала шкалик и жареной картошки. Выпил, закусил. Качество продуктов Нычкину понравилось, простота в обхождении тоже. Повторив шкалик, свернул он самобранку в рулон, сунул под мышку и пошёл к своему приятелю Петру Давыдычу. По дороге прихватил старика Двоякина. Сели втроём на кухне, расстелили скатерть и айда делать заказы: три бутылочки водки, портвейн и огурцы солёные. Съели всё это, стали ради эксперимента придумывать, что бы ещё такое заказать. Извлекли из самобраных закромов щи, макароны по-флотски, бутылку самогонки... На этом гастрономические познания приятелей иссякли. На следующий день Нычкин одолжил у соседки Вали поваренную книгу, вспомнил грамоту, прочитал несколько названий блюд и заказал их на три персоны. Съели заказанное с удовольствием, запили перцовочкой. Старика Двоякина с непривычки стошнило, но в целом идея понравилась. Стали с тех пор собираться каждый вечер у Петра Давыдыча и пробовать разные блюда из поваренной книги. Много нового для себя открыли - и в смысле всякой еды и в смысле разнообразных горячительных напитков. Пётр Давыдыч даже научился держать столовые приборы, Нычкин стал покупать журнал "Мой желудок" и читать его от корочки до корочки, а старик Двоякин, чтобы как-то скрасить ожидание горячих блюд, пристрастился к аперитивам... Но, как только истёк её гарантийный срок, самобранка стала барахлить. Может быть, сказалось то, что приятели ссыпали прямо в неё немытую посуду после трапезы, а может, опытный образец не рассчитан был на такие изысканные заказы, только факт однозначен: испортилась вещь. Соседка Валя простирнула прибор в стиральной машине, но после этого скатерть и вовсе перестала подавать блюда, в ответ на заказ только дымилась и плавилась по краям. Делать нечего, повесил Нычкин изделие на стенку, а питаться стал по старинке - грубо и нерегулярно. Первое время было тяжело, старика Двоякина с непривычки сутки тошнило, пока Пётр Давыдыч не подлечил его водочкой. В общем, скоро всё вернулось на круги своя, и о самобранке больше не вспоминали - вытирали об неё руки, прикалывали к ней значки и вымпелы, но ассоциаций не возникало. Повезло только соседке Вале: её стиральная машина стала вдруг вместо воды сливать какой-то хитрый ливерный фарш, из которого получались отменные котлеты и вполне сносная колбаса.
|
|
Сайт создан в системе
uCoz